Одиноко стоящее дерево
Виктор Иванов
Сборник стихотворений.


Это второй поэтический сборник Виктора Иванова. Если можно так выразиться, «личный». А если считать коллективные сборни­ки, в каждом из которых у автора была представлена «книга в кни­ге», то пятый. И ещё в двух изданиях есть стихи Виктора Иванова - в «Антологии поэзии закрытых городов» и антологии пензенской военной поэзии «А памяти вечен огонь...», вышедшей к 60-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.
В сборнике «Одиноко стоящее дерево» читатель познакомится с ранее не печатавшимися стихами поэта, охватывающими период в сорок с лишним лет. Однако большинство стихотворений принад­лежит к сравнительно короткому отрезку времени с 2000 по 2005 г.г.
Насколько пестра и многообразна сама жизнь, настолько разно­образна и тематика стихотворений В. Иванова. От философского раз­мышления о смысле жизни, стремления понять своё предназначе­ние в этом мире до хорошей шутки и здоровой иронии по отноше­нию к окружающей действительности проводит поэт своего читателя.
Особое место в книге занимает цикл стихотворений, озаглав­ленный «Боль». Это дань памяти безвременно ушедшему из жиз­ни старшему сыну Виктора Иванова Игорю человеку, много и талантливо работавшему в русской поэзии, но не успевшему, к сожа­лению, познакомить читателей со своим творчеством.

ББК 84(2Рос=Рус)6
И20
ISBN 5-93434-021-2

Пенза: ООО «Типография Тугушева», 2005 - 260 с.

© Виктор Иванов
© художники: Афонина О.И., Сидоренко В.А.
Небесное и земное
Вступительная статья
Виктор Ивановчеловек удивительный: до сих пор удивляется и голубому небу, под которым жи­вёт, и всему сущему под ним. Удивляется, несмот­ря на смутное время, в котором основательно пере­путались понятия добра и зла.
Выражать себя в стихах Виктор Петрович на­чал с 14 лет. А полюбил их с тех пор. как начал чи­тать. Стихи Иванова разнообразны по тематике от стихотворения-пейзажа, почти фотографии, до сти­хотворения, насыщенного глубокими философски­ми раздумьями о природе, земле, человеке, о люб­ви, гуманизме, о прошлом и будущем нашей пла­неты, об искусстве, о служении ему обо всём с ответственностью и честью российского офицера.
При одном лишь условии:

Коль Божий замысел пойму,
Мирскую суету не вспомню.
Что предназначено - приму,
Что предначертано - исполню.

В звучных, сердечных, умных стихах поэта ощу­щение постоянного внутреннего беспокойства и стремление добраться до сути своего времени и себя в нём.
Судьба была благосклонна к исканиям Ивано­ва, около тридцати лет назад свела его с талантли­вым поэтом Николаем Куленко, который сразу раз­глядел в сочинителе в погонах перспективного твор­ца. Вызывали уважение масштабность интересов и сила убеждённости офицера-лирика, его острый взгляд на мир и всё происходящее в нём. Но главное то. что его поэзия рождалась душевной щедростью, об­нажённостью сердца, без которых художник немыс­лим, ибо настоящие стихи есть дыхание их создате­ля, его судьба, его жизнь.
В образном строе поэзии профессионального военного понятным образом присутствует военная атрибутика, даже если речь в стихах идёт о мирном, обыденном:

Бессонница опять чинит разбой.
Бессонница мне размыкает веки.
И хочет подорвать ночной покой.
Из всех гранат выдёргивая чеки.

Наверное, каждый поэт в мире, созданном соб­ственным вдохновением, чувствует себя духовно одиноким. Но в мире Виктора Иванова нет унылос­ти, душевной немощи, не стоит он ни с протянутой рукой, ни с чёрным злом в сердце просто одино­чество. Всё правильно, подлинное творчество как раз и рождается из духовного одиночества. Это и великое страдание, и единственная возможность обратиться всем существом своим к Господу.
В сознании Виктора Петровича давно утверди­лось то, что всё доброе, красивое, чистое в нашей жизни от света, то есть, от Бога.

Металось пламя тоненькой свечи,

Как мечется душа в потёмках быта.

Что отгорело, то уже молчит,

А что горит - ещё не позабыто.


Тема созидательного света жизни в поэзии Ива­нова звучит всё настойчивей и проникновенней:

Когда-нибудь, покинув мир наш бренный...

- Я снова стану атомом вселенной...


И буду падать в августовских звёздах

На гладь озёр, равнины и холмы,

И буду целовать морозный воздух

Холодными снежинками зимы,

И буду пьяным запахом сирени

В узор слова влюблённых заплетать...

И стану днём-пронзительно весенним,

Таким, чтоб не хотелось умирать.


В этих строках речь не о свете и тьме, в них бесконечная любовь к родной земле, славному го­роду Заречному частичке удивительного Сурского края, в котором поэт живёт долгие годы.
Жизнь захватывает его всеми своими сторона­ми. Ему хочется везде и во всём поспеть. Он пишет о любви, радости встреч, проблемах клонирования, людской разобщённости, болезнях, детстве, четвёр­том измерении, гороскопах, лжи и предательстве. Один из разделов этой книги отдан притчам, этим вечно возвращающимся на «круги своя» поучи­тельным мудростям. Больше всего поэт хочет, что­бы небесное и земное в Человеке были нераздели­мы. Не буду говорить о последнем разделе «Боль». Это боль, которую отец несёт в своём сердце до конца жизни, и читатель может почувствовать её тоже только сердцем.
Сегодня Виктор Иванов член Союза писате­лей России, руководитель Пензенской областной писательской организации, лауреат премий 6-ой Артиады народов России и Губернатора Пензенс­кой области, талантливый поэт, творчески устрем­лённый в будущее. Творчество судят по нравствен­ным законам самого творчества. Давайте и мы с высоты небесного в нас посмотрим духовными очами на искания Творца.
Читателю-собеседнику, проникшемуся откро­вениями поэта, может открыться бездонная вселен­ная в собственной душе; новый мир в незамечае­мых нами торопливых буднях, одинаковых для не­внимательного глаза.
И в новом обличье предстанет перед нами оди­ночество, исполненное высокого смысла. Ведь в конце концов, каждый из нас одинок перед Богом.

Виктор Сидоренко

Член Союза писателей России, Заслуженный работник культуры Российской Федерации





Из главы "О жизни, Родине, душе"

ОДИНОКО СТОЯЩЕЕ ДЕРЕВО


Одиноко стоящее дерево
Не приносит вреда собратьям,
И в борьбе за свет и за солнце
Их не душит в своих объятьях.

Одиноко стоящего дерева
Силуэт в бесприютном поле—
Отголосок забытой всеми
Чьей-то горькой сиротской доли.

Одиноко стоящему дереву
Горизонты всегда виднее.
Пусть ветра его студят злые,
Зато солнце греет сильнее.

Одиноко стоящее дерево
Не приносит вреда живому,
И мечтает оно с рожденья
О возврате к родному дому.

Одиноко стоящим деревом
Можно издали любоваться,
На ветвях его строить гнёзда
И в тени от жары спасаться.

В одиноко стоящем дереве
Что-то есть до боли родное.
Может быть, покой одиночества,
Может быть, тишина покоя...

Отчего же Господь так яростно,
За какие грехи такие,
В одиноко стоящее дерево
Мечет молнии грозовые?!

НАШ ВЕК


Завидуйте нам, завидуйте до самых седых волос!

Вы никогда не увидите того, что нам довелось!

Роберт Рождественский


Ах, боже мсй, какие были грозы!
Ножами молний разрезали ночь!
И горечь бед, и радостные слёзы
Пришлось познать, прожить, и превозмочь.

На рубеже времён немилосердных
Мы оказались волею судьбы.
Ушедший век кровавым был и нервным.
Но он был наш!
Он нашей жизнью был.

По всем, кто новый день уже не встретит,
Отплакали осенние дожди,
Омыв лицо двадцатого столетья,
Две тыщи лет оставив позади.

Мы — дети Рыб.
В эпоху Водолея
Шагаем непроторенным путём.
Наверное, о чём-нибудь жалея,
А может, не жалея ни о чём.

Я верю, позавидуют потомки,
Как мы когда-то собственным отцам,
Деяниям эпохи нашей громкой.
А, значит, позавидуют и нам!




Из главы "О том, что память сохранит без срока"

ПАМЯТЬ ДЕТСТВА


Ночь. Уснула моя деревня.
Только жёлтый огарок месяца
Сквозь вершины сонных деревьев
Над седыми избами светится.

Спит речушка за огородами,
Под ледовым спит одеялом.
И метель, что днём колобродила,
К ночи стихла, сдалась, устала.

Лишь мороз, что боролся с нею,
Стал не просто дерзок, а груб —
Заморозил голые шеи
У печных поостывших труб.

Избы брови окон насупили,
Тускло светит крыш седина.
И неясно, рассвет наступит ли —
Так уж ночь в декабре длинна...

Поле, речка, овраг — нетленны
В строгом белом венке зимы.
Сторона моя скромная, древняя,
Как же долго в разлуке мы!

Здесь — судьбы моей первая веха,
Смутный зов далёких дорог...
Середина двадцатого века.
Память детства. Души исток.

Я СТАНУ ДНЁМ...


Когда-нибудь, покинув мир наш бренный,
Отправлюсь я в космический полёт.
И снова стану атомом Вселенной,
Который боли не осознаёт.

И буду я скитаться в мирозданье
В хвостах комет, по Млечному пути,
Чтоб обрести хотя бы миг страданья,
Миг вдохновенья снова обрести.

И буду падать в августовских звёздах
На гладь озёр, равнины и холмы,
И буду целовать морозный воздух
Холодными снежинками зимы,

И буду пьяным запахом сирени
В узор слова влюблённых заплетать...
И стану днём — пронзительно весенним,
Таким, чтоб не хотелось умирать.




Из главы "В сто первый раз признаюсь я в любви"

Я СЧИТАЮ ЧАСЫ И МИНУТЫ


Я считаю часы и минуты,
Километры воздушных дорог,
И меня понимает, как будто,
Старый АН, отслуживший свой срок.

Тянет ввысь он, по-над облаками,
На предельную рвёт высоту.
Натрудившимся сердцем он с нами,
Словно знает разлук маяту.
Принакрылась земля пеленою,
Словно горы, стоят облака.
Ты не знаешь, где я, что со мною,
Но предчувствуешь — встреча близка.

Это сердце тебе подсказало,
Что часы ожиданья прошли,
Что присел самолёт мой устало
На бетонную руку Земли.
Завершилось томленье полета.
Я сейчас представляю тебя,
Как стремишься ты к аэропорту,
Неосознанно шаг торопя...

Подойди — сны становятся былью.
Подойди — видишь, путь был далёк.
Ты погладь эти старые крылья —
Нашей встречи надежный залог.
Говорю тебе: «Здравствуй!"
                                        Но звуки
Словно замерли временно в нас.
                                   Мы молчим...
И чем дольше разлуки,
Тем нежней разговор наших глаз...

* * *


Снежинки плыли белые
в начале октября,
и ёжилась от холода
вечерняя заря.

Ещё листву зелёную
держали дерева,
но поплыла осенняя
холодная молва

о том, что лето кончилось,
и что пора давно
закрыть на небе солнышко,
а в комнате — окно,
что скоро тучи серые
нависнут, словно зонт,
и не поманит к странствиям
угрюмый горизонт.

Придёт зима морозная,
метели загудят,
сотрут приметы летние
находок и утрат.
Сомнёт их строй воинственный
о тёплых днях мечту...

К тебе одной — единственной —
Я душу греть приду.




Из главы "Ищите Солнце среди туч..."

РАСЦВЕЛА ЧЕРЕМУХА


Расцвела черёмуха
под моим окошком.
Протянула в комнату
белые ладошки,
И словечко тёплое
тихо прошептала.
Отчего ж на улице
вдруг похолодало?

Это так уж водится,
в этом нет сомнения,
Что цветёт черёмуха
в холода весенние,
И в примете старенькой
не бывало промахов —
Холода являются
в самый цвет черёмухи.

Май играет солнышком,
как клубком котёнок,
Май смеётся весело,
голосист и звонок,
Май обнял черёмуху
под моим окошком...
Эх, вернуть бы молодость!
Хоть бы на немножко!

ОСЕНЬ В ЗАКРЫТОМ ГОРОДЕ


Проволока зоны,
пленная земля.
Опадают клёны,
плачут тополя.
Городок закрытый,
спрятанный в лесу,
окунула осень
в грустную красу.

Осени неведом
пропускной режим —
наступает следом
за дождём косым.
И за строгой зоной,
и внутри неё
так же зябнут клёны,
то же вороньё,
та же неба просинь,
тот же свет берёз,
так же плачет осень
листопадом слёз.

А когда увянет
грустная краса,
прикорнут дремотно
до весны леса.
Будут вышки зоны
их покой стеречь,
шелестя бессонно
проволокой плеч,
от гостей случайных
город мой храня....

Он — судьба, не тайна,
в жизни у меня.




Из главы "И смех и грех..."

О СМЕХЕ


Я посмеялся, право же, немало.
Нахохотался всласть и от души.
Конечно, в жизни всякое бывало,
Но против смеха я не погрешил.

И если он подарит лишний день,
Я дар приму.
Мне жить совсем не лень.

ЧУВСТВО МЕРЫ


Пить принуждать— нехорошо.
Душа — известно ж — меру знает.
И потому она страдает
От возгласов : “Давай ишшо!”

Здесь очень важно не задеть
Свободу личностного права:
Ведь что для русского — забава,
Для немца — скажем прямо — смерть!




Из главы "О людях, городах, о встречах..."

* * *


Иду по пустыне духа,
Господи, помоги!
Зрением чтоб и слухом
Не завладели враги.

На крестном пути к вершине
Победа — и малый шаг.
Здесь враг мой не только гордыня,
Здесь лень моя — тоже враг.

Бесовская рать несметна,
Дьявол, ведь он не спит.
Душа, хотя и бессмертна,
Болит.

АВГУСТ 91-го


Всю ночь лил дождь.
И струи дождевые
С оконных щёк смывали
Пыль невзгод.
О чём - то горько плакала
Россия.
Был август.
Девяносто первый год.

Кончалась эра веры в рай грядущий.
И новый путь в руинах пролегал.
И над звездой, когда - то всемогущей,
Орел двуглавый крылья расправлял.




Из главы "Притчи"

ПРИТЧА О ДОРОГЕ


Шёл по пустыне человек.
Он шёл, быть может, год иль век.
А рядом с ним Господь шагал.
И было то — исток начал.

Они всё шли, и шли, и шли
По жёлтой скатерти земли,
И две цепочки их следов,
Как сшитой раны свежий шов.

И вот однажды час настал,
Когда тот человек устал,
И впал в беспамятство, и путь
Не мог запомнить, оглянуть.

Когда ж стал снова ясным взгляд,
Он обратил его назад,
А там — всего один лишь след,
Как будто Бога рядом нет!

И возроптал тут человек,
И так с обидою изрек:

«Когда я был исполнен сил,
Ты, Господи, меня хранил.
А в час беспамятства больной
Ты не был — в помощь мне — со мной!»

Господь спокойно отвечал:
«Не ты, а Я весь путь шагал.
И там, где нет твоих следов,
Я был с тобой без лишних слов.

Скорбя, сочувствуя, любя,
Я на руках там нёс тебя».

ПРИТЧА О КРЕСТЕ


Спал человек. И вот ему приснилось,
Что крест, который на его груди,
Не светлая божественная милость,
А тяжкий груз на жизненном пути.

И, неразумный, он взмолился Богу:
«Ты смилуйся, Господь наш, надо мной! —
По силам ли осилить мне дорогу
С такою вот согбенною спиной?!

Ты дай мне крест поменьше и полегче,
Чтобы не клясть нескладную судьбу,
Чтоб жизнь трудом тяжёлым не калечить.
Услышь, Господь, услышь мою мольбу!»

Мольба дошла. Был человек услышан.
Всегда нас слышат, коль беда — за край.
И в тишине негромкий голос свыше
Сказал ему: «Ну что же, выбирай!»

И множество крестов пред ним явилось:
Тяжелых, лёгких, малых и больших,
Дешёвых и таких, где злато скрылось
В сиянии каменьев дорогих.

И каждый крест сулил ему спасенье
И так, казалось, подходил к судьбе,
Что человек застыл в немом смятенье
И пожалел о суетной мольбе.

Он выбирал. И длительно и трудно —
То ль год, то ль жизнь — теперь уж не узнать,
Всё время помня где-то там подспудно,
Что надо без ошибки угадать.

И выбрал он. И счастлив был, и светел,
И Богу возносил свой благовест!
И Бог его спросил: «Ты не заметил,
Что выбрал ты тот самый, первый крест?»




Из главы "Боль"

КРАСНАЯ РЯБИНА


Красная рябина
у портрета сына,
У портрета сына
с чёрною каймой.
Да иконка Спаса
без иконостаса,
да стакан гранёный
с тоненькой свечой...

А ещё осталась
горевая жалость
к строчкам нерождённым,
к замершим словам.
Сердце разорвалось,
сердце распласталось
на аллее тёмной
и осталось там...

Красная рябина
вянет понапрасну.
Ей бы да на ветке
зреть ещё да зреть...


Красная рябина...
И Поэт был Красным...
Только очень чёрной
оказалась смерть.

* * *


Боль не ушла,
а медленно осела
на дно души,
чтоб убежать от слёз.
Я снова задаю себе
несмело
единственный
мучительный вопрос:

Где ты, мой сын?
Где ты сейчас, родимый?
На небе ль,
на земле твоя душа?
Коль на земле,
пусть не проходит мимо,
а в отчий дом
заглянет не спеша.

Коснётся
невесомым дуновеньем
застывших слёз
на маминой щеке.
И, может быть,
хотя бы на мгновенье,
ты ей живым предстанешь
вдалеке.

А коль на небе,
значит, путь измерен,
подсчитаны ошибки
и грехи.
Пусть были споры с Богом,
я уверен —
тебя спасут
бессмертные стихи.
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website